Вопросы касающиеся военнопленных и гражданских заложников +38 095 931 00 65 (Signal, Telegram, WhatsApp, Viber)

«Просим всех не забывать о нас!»: рассказ политзаключенной Галины Довгополой

29 / 09 / 2021

Издание «Ґрати» опубликовало рассказ 66-летней крымчанки Галины Довгополой, которую власти РФ осудили за «шпионаж в пользу Украины». Женщина подробно описала задержание, заключение, этапы и процесс над ней. Также она передала журналистам из Симферопольского СИЗО свой рисунок.

Галина Долгополая призывает активно говорить об украинских политзаключенных, не забывать о них.

«Одного прошу я от всех — никаких сборов денег для меня! Помощь — только широкая огласка и напоминать правительству Украины, чтобы политзаключенных не держали под “сукном”. А мы тут ждем и каждый из нас борется за жизнь, чтобы  не “умереть в России” за колючей проволокой. Просим всех не забывать о нас! Слава Украине!», — пишет политзаключенная.

Напомним, Галина Довгополая —жительница Севастополя. ФСБ задержала ее в ноябре 2019 года. Пенсионерку обвинили в государственной измене (ст. 275 УК РФ). По версии российских спецслужб она собирала информацию об авиации Черноморского флота РФ в интересах Главного управления разведки Минобороны Украины.

24 марта 2021 подконтрольный России Севастопольский городской суд приговорил Галину Довгополую к 12-ти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима, с ограничением свободы на один год. В начале сентября 2021 Галину Довгополую этапировали из Крыма в Краснодарский край РФ.

Мы приводим полный текст рассказа Галины Довгополой.

Среда 27 ноября 2019 года. Примерно после 11:00 утра я выхожу за калитку, провожая знакомую. Напротив через дорогу стоит полицейская машина. Пока я одну-две минуты смотрю на нее, с левой стороны, как «черт из табакерки» на меня напрыгивает человек во всем черном: шапочка-маска с прорезью для глаз и надписью «ФСБ». От того, что он почти висит на мне, я стряхиваю его со словами: «А зачем ты висишь на мне, если я стою спокойно?». Он стоит вплотную и одновременно раздается визг и скрежет тормозов нескольких разных машин: РАФ, «Булка», скорая и несколько легковых. Из каждой машины высыпает огромная куча людей, в том числе две девушки. Одна снимает все на видео, а вторая, как потом оказалось, была моей сопровождающей аж в Москву.

Я пытаюсь выяснить, кто они все. Мне отвечают, что ФСБ. Да я и сама вижу, что это ФСБ. Кто-то предлагает мне пройти в «Булку», иду без сопротивления и улыбаюсь. У двери РАФа вспоминают про наручники, защелкивают на руках. Уже в машине опять спрашиваю: за что меня задерживают? В дверях возникает сосредоточенное лицо немолодого мужчины, кажется в дермантиновой куртке и кепке. Он раскрывает какуе-то ксиву и показывает ее издалека со словами: «Вам привет от Андрея со Львова!». Я отвечаю: «А вы давно его видели?». Никто не отвечает, минутное замешательство, потом вдруг все забегали, поехали. Кричу: «Захлопните калитку! Это вам не проходной двор!». 

Тронулись, кажется, на Севастополь. Почти не помню, как ехали. Очнулась в большом кабинете здания управления ФСБ в Севастополе. Я сижу за столом, а напротив компьютер и постоянно кто-то вбегает и меняется лицо напротив. Чувствую, что перед глазами мутно и все плывет. Но я шучу и улыбаюсь. Помню, что спросили, была ли я в 2019 году в Киеве. Отвечаю: «Да, была! У меня там родилась четвертая внучка». Спрашиваю я: «А вы были в Киеве когда-нибудь?». Отвечает: «Я в Киев въеду на танке!». У меня аж потемнело в глазах: «А сколько погибнет с той и с другой сторон, чтобы вы въехали в Киев на танке?». Молчание в ответ. 

Дверь кабинета открыта. В дверях постоянно возникает несколько человек, стоят и смотрят, слушают, зеваки со всего ФСБ. Я зову их зайти, мне в ответ говорят: «Напрасно вы шутите, Галина Павловна, Вам грозит 18 лет!». Отвечаю: «Пожизненное это уже подарок судьбы, а 18 лет — счастье».

Мне предъявили обвинение, что-то читаю и понимаю только, что я опасная сволочь, что я шпионка и продавала Украине «секретные данные». Давление разрывает мозг. В какой-то момент вызывают скорую, кажется что-то укололи или дали таблетки. Я не помню. Что-то спрашивали. Ближе к вечеру повезли в Ленинской райсуд суд. Помню только, что меня первый раз в жизни поместили в клетку для преступников. Раньше я ее только в кино видела.

Там или раньше присутствовал мой адвокат по назначению, или он появился еще в ФСБ — я не помню. Начался суд. Мне казалось, что все происходящее я наблюдаю со стороны. Меня арестовали на два месяца. Когда я спускалась по лестнице суда, та же девушка из ФСБ снимала меня на видео. Я улыбалась и в наручниках показала три пальца — символ украинского трезубца. 

Меня повезли в Симферопольское СИЗО. В дороге мне стало плохо, я же целый день ничего не ела. Поздно ночью я осталась одна в камере. Спала я или нет — не помню. Утром вывели брать отпечатки пальцев. Этот инспектор был грубым и даже агрессивным. С руками, испачканными черной краской — ни помыть, ни обтереть не разрешил — повели к врачу.

Врач орала и спрашивала издалека. Стоишь у двери, а она напротив за столом у окна, и как будто тебя врач осматривает. Я надулась и молчала. Около 9-10 утра за мной приехали те же оперативники, что и везли от самого дома. Забрали и повезли в аэропорт. Потом помню только, что самолет взлетел, набрал высоту и мой Крым остается позади. Я еще тогда задала себе вопрос: «Тебе, Галя, жалко что ты навсегда покидаешь Крым?». И сама себе ответила: «Нет! Ни на каплю! Внизу уже остался чужой Крым».

28 ноября. Около 21:00 меня из рук в руки передали в СИЗО-2 «Лефортово». Обыск, переодевание, и я помещена в карантинную камеру на две недели в одиночестве. Оказывалось ли на меня моральное и физическое давление? Да! 3 декабря меня вывели на первый допрос, где я должна была подписать обвинение. Там же предстала передо мной адвокат по назначению. Беседа с ней свелась к ее рассказу, что она якобы совсем недавно «защищала украинца», что его оправдали и прямо из зала суда отпустили. Что на суде присутствовал консул Украины, который ни слова не сказал в защиту своего гражданина, и что она такая-растакая «звездная» адвокат. Я поняла, что она будет тянуть деньги из моего сына. Позже я смогла найти точный адрес сына и предупредить его, чтобы никаких соглашений с адвокатами не подписывал — я сама справлюсь.

Прочитав обвинение я была в шоке. Сказала, что подписывать не буду, и тогда мне на полном серьезе было сказано: «Вы хотите, чтоб завтра сюда в Лефортово доставили вашу дочь из Киева? Завтра она будет тут! И вы все подпишите!». 

Адвокат молчала. Я подписала. Потом много раз по ночам мне слышался крик моей дочери, будто ее отрывают от грудной моей внучки и она тут в Лефортово бьется в истерике.

Давление поднималось до 200-210, а меня приводили на допросы, подсовывали уже готовые протоколы и я подписывала. Адвокат — то ли просто подружка, то ли проходящая знакомая, подписывала все подряд. Я не знала о 51 статье Конституции о праве не свидетельствовать против себя. Единственной моей радостью было то, что во всех решениях было указано мое украинское гражданство.

Адвокат не дала мне адрес нашего посольства в Москве, хотя я каждый раз просила. И только записавшись на прием к руководству СИЗО, я выпросила адрес. Через 10 месяцев после задержания я смогла заявить о себе в украинское посольство.  Первый ответ оттуда пришел в СИЗО 1 декабря 2020 года, но мне его не отдали, так как «письмо на иностранном языке» — украинском. Это первое письмо я увидела и прочла, когда 13 февраля 2021 года меня вывозили в Крым на суд. А вот письмо от 2 сентября 2020 года, хотя оно тоже было на украинском языке, мне отдали сразу. Тогда посольство от меня уже получило аж четыре письма. Я не помню, сколько я еще им писала, писала и из Симферопольского СИЗО. 

В Лефортово вся охрана вежливая, никто не толкает в спину. А вот соседка по камере — это что-то страшное было. Шесть месяцев я пробыла с одной крепкой бабищей, которая постоянно провоцировала драки и оскорбления, то пощечины, то подножки, то швырнет в меня кружку. А вся моя «вина» была в том, что я «брехливая хохляндия, нищая и слабоумная». Полгода я писала и просила нас расселить — просила следователя, просила руководство, адвоката. Никто не реагировал, пока я не попала на прием в Общественную наблюдательную комиссию. Только Марина Литвинович мне помогала.

К тому времени я похудела на 16 килограмм и приобрела гастрит. Однажды даже следователь ужаснулся: «Галина Павловна, что с Вами? Вы голодаете». Да, я не могла ничего кушать, я молчала в камере полгода, находясь рядом с неадекватной женщиной. Нет, я не сносила конечно все ее выходки молча. Там, в 37-й камере, до сих пор на стене кляксы моего кофе, когда я его плеснула ей в морду.

В конце января 2021 года закончилось следствие. 1 февраля мне вручили обвинение. 13 февраля, в мороз -20 градусов, в пургу, меня вывезли в железном автозаке в Шереметьево для этапирования в Крым для участия в суде. Это были самые страшные сутки в моей жизни. Рейс задержали на 10 часов и меня держали запертой в клетке автозака без еды, воды и лекарств. Сумки мои забрали из моей клетки и они стояли в 30 сантиметрах от меня, но достать еду или что-то теплое мне не разрешали. Охрана — два парня и молодая женщина — по очереди куда-то уходили и возвращались. Я полусогнутая, могла только слегка постукивать ногами об пол. Пальцы ног с тех пор у меня багрово-синие.

Примерно в 22:00 мы вылетели из Шереметьево в Симферополь. Тут тоже была метель и мороз. Все свободные пассажиры покинули самолет, а потом вывели меня. Был второй час ночи, весь аэродром был оцеплен автоматчиками в бронежилетах, а для моего прохода был построен коридор с такими же автоматчиками и собаками, которые норовили меня схватить хоть за что. В автозаке тоже сидел с нами военный с автоматом, в бронике и с ротвейлером. В СИЗО в камеру я попала в 4 утра. С отмороженными пальцами обеих ног.

В камере — двухъярусные кровати и мне, как последней шестой, досталась верхняя кровать без трапа-лесенки. Во вторую ночь я упала, когда слезала, и очень больно ушибла правый бок об острый угол. Три дня не могла разогнуться, глубоко вздохнуть. Об обращении к врачу не могло быть и речи. На заявления и просьбы попасть на прием никто не реагировал. Зажило, как на собаке. Тут вся медицина — «ничего поделать не можем, нам самим плохо бывает». Если «Лефортово» можно охарактеризовать одним словом — белое, по обращению с заключенными и по условиям содержания, то СИЗО Симферополя — черное, глубоко чернее черного. Но самое ужасное — это наши переезды в автозаках в ИВС в Севастополе. 

24 марта мне пытались сломать три средних пальца на правой руке. У меня прочные кости и никогда никаких переломов не было, но вздутие, посинение и дикую боль мне обеспечили недели на две. Это был день приговора первого суда. То ли совпадение, то ли это было запланировано, но в этот день конвойные были со мной хуже гестапо: меня швыряли в машину и тянули из машины, орали матом. К трем опухшим пальцам добавились багровые синяки на обеих руках, а я смеялась им в лицо — 12 лет тюрьмы! 

После приговора наступило затишье, про меня забыли. Несмотря на мое возражение, адвокат по назначению подал апелляцию. Тянулось время а я «вышла на тропу войны» за свои права. Я стала позволять себе грубо реагировать на унижение и знаете, это дало хорошие результаты. Единственное чего я боюсь — это привыкнуть быть такой навсегда. А вокруг болеют люди, корчатся от болей, температуры, страха. И никому нет до них дела. 

В «Лефортово» кроме сокамерника — везде камеры на два человека — ты не видишь остальных заключенных. Ну еще в автозаке при поездке в суды. Меня, как особо опасную, возили одну на Вольво. А в Симферополе для меня просто волшебный мир общения с другими открылся. Первое время мне хотелось танцевать, смеяться и каждого обнять от радости общения. Я с сочувствием и материнской любовью смотрела на каждого скрюченного от болезней, расписанного татуировкой, всего в шрамах и так далее. Я люблю их всех за те страдания, которые сыплются им на головы тут — в СИЗО. Сотни пар глаз и в каждом страдание, отчаяние и, конечно, я не молчу и стараюсь хоть пару слов им успеть сказать, ободрить, поднять настроение. 

О доме, о детях, о внуках… Полгода я старалась не представлять себе мой покинутый дом и двор. Я начинала думать о детях, внуках и через пару минут приказывала себе не касаться «оголенных проводов». Получалось. И только когда от сына долго не было вестей, я паниковала и накручивала себя. Я жила, в основном, мыслями о том, что когда-то вернусь в Киев и что мои друзья по фейсбуку обрадуются мне и будут писать приятные сообщения. А я буду радоваться каждому из них, я буду шутить и смеяться, а все будут мне удивляться. К сожалению, эта «чешуя» сползает с меня, да и «кожа» уже слезает. С каждым днем нервы оголяются, все меньше оптимизма и веры в то, что я кому-то нужна. Теперь я точно знаю, что самой востребованной я была для спецслужб России. Ловко они воспользовались мной и ни-че-го я не докажу в одиночку.

Сейчас я нуждаюсь, в первую очередь, в лекарствах. Второе — это фрукты, овощи, молочные продукты. Мне много не надо, раз в две недели по одному килограмму овощей и фруктов. А вообще я перестала чего-либо хотеть. Не стоит мечтать, когда это не исполнимо. 

Одного прошу я от всех — никаких сборов денег для меня! Помощь — только широкая огласка и напоминать правительству Украины, чтобы политзаключенных не держали под «сукном». А мы тут ждем и каждый из нас борется за жизнь, чтобы  не «умереть в России» за колючей проволокой. Просим всех не забывать о нас! Слава Украине!

Поділитись

Вибір редакції

Еще Новости