В конце февраля 2014 вооруженные силы Российской Федерации с участием неофициальных парамилитарных формирований начали военную операцию по оккупации Крыма. Российские кадровые военнослужащие в камуфляжной униформе без опознавательных знаков за несколько дней захватили государственные учреждения полуострова и начали блокирование украинских воинских частей. В ночь на 27 февраля в Симферополе были захвачены здания Парламента и Совета Министров Крыма. А уже 16 марта 2014 в Крыму состоялся так называемый «референдум», по итогам которого президент России Владимир Путин подписал «договор о принятии» Республики Крым «в Российскую Федерацию». 

Вопреки заявлениям российских должностных лиц военная операция сопровождалась жертвами как со стороны Вооруженных сил Украины, так и со стороны гражданского населения, которое открыто выступало против оккупации Россией. Не смотря на надежды кремля и попытки доказать легитимность псевдо референдума, международное сообщество осуждает оккупацию Крыма и регулярно отмечает ухудшение ситуации в области прав человека на полуострове. На протяжении последних шести лет продолжаются системные нарушения прав человека в оккупированном Крыму. В период с 20 февраля 2014 по 20 февраля 2019 аналитики «КримSOS» зафиксировали не менее 119 случаев политически мотивированного уголовного преследования в отношении жителей Крыма, в том числе не менее 97 человек находятся в местах несвободы; не менее 15 человек, подвергнуты насильственным исчезновением, до сих пор не найдены; не менее 20 человек были убиты или погибли в результате действий де-факто власти; не менее 314 человек подвергнуты пыткам и другим формам жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство видов обращения и наказания; не менее 387 человек стали жертвами политически мотивированных административных преследований. Также известно о не менее 405 случаев незаконных и произвольных задержаний, а также не менее 366 политически мотивированных обысков.

Свобода слова под запретом

Давление на свободу слова в оккупированном Крыму началось параллельно с военной атакой России. В первые месяцы оккупации блокировалась работа независимых СМИ, а самих журналистов, в том числе и иностранных, не допускали к местам событий, задерживали, избивали, угрожали и отнимали аппаратуру. Зачистка информационного поля оккупантам была необходима, чтобы вытеснить украинские СМИ и распространить свою, удобную Кремлю, пропаганду. Далее хронология выдавливания украинских СМИ развивалась следующим образом: первым делом оккупанты захватили телерадиопередающий центр АРК, что позволило в начале марта 2014 года полностью отключить вещание украинских каналов и заменить их на российские. Далее, начало апреля того же года — отключение большинства украинских радиостанций. Июнь 2014 года — отключение украинских каналов из кабельных сетей.

Ноябрь 2014 года —  Госдума РФ приняла закон, согласно которому, все СМИ на территории полуострова должны были пройти перерегистрацию до апреля 2015 или прекратить свою деятельность. Такую перерегистрацию смогли пройти 232 СМИ, тогда как до оккупации, на территории Крыма работало около трех тысяч средств массовой информации. Многие по нескольку раз пытались пройти проверку, но все было бесполезно. 

Осень 2015 —  Роскомнадзор (Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций) начинает блокирование доступа к сайтам новостных ресурсов и информационных агентств Украины ссылаясь на то, что тот или иной материал продвигает запрещенный в РФ контент или призывает к общественным беспорядкам и проявления экстремизма.

Вместе с преследованиями редакций как юридических лиц, началось системное давление на журналистов. Задержания обыски и уголовные дела — оккупанты не стеснялись обвинять работников СМИ в публичных призывах к экстремистской деятельности  и диверсиях. За шесть лет оккупации против журналистов было открыто 7 уголовных дел. Часть из них были заведены уже после того, как журналисты покинули территорию полуострова (например, дела против Анны Андриевской и Андрея Клименко). 

Среди других форм преследования зафиксированы случаи административных дел (2 случая), незаконных задержаний (48 случаев), обысков в домах журналистов (19 случаев), нападений (3 случая), допросов и так называемых профилактических бесед (13 дел), воспрепятствование осуществлению профессиональной деятельности (69 случаев), отказа в предоставлении аккредитации (4 случая) и др. Действия де-факто власти привели к очень серьезным последствиям — профессиональная независимая журналистика в Крыму уничтожена на институциональном уровне . В условиях лишения профессиональных журналистов возможности освещать события на полуострове, общественные активисты и другие неравнодушные взяли на себя функции журналистов и начали освещать в социальных сетях политические новости, обыски, суды над политическими заключенными и тому подобное.

Не менее активно оккупанты развернули борьбу против гражданских активистов в интернете. В ход пошло российское антиэкстремистское законодательство, в частности ст. 205 (2) УК РФ (публичные призывы к террористической деятельности, совершенные за использование сети Интернет) и ст. 282 (1) УК РФ (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства). Под широкие формулировки этих статей можно подвести любое выражение свободы слова и информации. Как следствие, поводом для открытия дел становятся посты в соцсетях, сделанные 3-4 года назад, а иногда и до оккупации полуострова. Сейчас, спустя 6 лет, мы можем говорить о тотальном контроле над всем информационным полем полуострова. 

Незаконные задержания

Тотальный контроль установлен в оккупированном Крыму и над проведениями мирных акций и собраний. Разница в том, что в украинском правовом поле заявление о проведение мероприятия в госорганы носит уведомительных характер, а в России — согласовательный. 

Для того, чтобы окончательно установить контроль в этой сфере, уже с лета 2014 года на федеральном и региональном уровнях принимаются инициативы, направленные на усиление давления на организаторов публичных собраний и их участников. В частности был принят ряд законов и постановлений, которыми предусматривается более строгое наказание за нарушение правил проведения массового мероприятия, уменьшение срока подачи уведомлений о проведении публичного мероприятия, ограничения в проведении мирных собраний во времени и локациях. При этом разрешение на проведение оппозиционных массовых мероприятий оккупационные власти частенько не дают. 

Оказывается давление на организаторов и участников собраний. Известны многочисленные факты задержаний, похищений, арестов, «профилактических» бесед, насильственных действий со стороны представителей провластных организаций, например, «крымской самообороны». Довольно часто, с целью давления, применяются штрафные санкции (до 40 часов принудительных работ, денежные штрафы около 5-20 тыс. рублей и др.), угрозы, составляются протоколы об административном нарушении, проводятся допросы, производится забор образцов ДНК,  проходит проверка мобильных телефонов, принуждение к подписанию признания своей вины за участие в нежелательном мероприятии и тому подобное. По сути крымчан поставили перед фактом — выражать свое мнение можно только при согласовании с властью. Единственная законная форма, которую гарантирует 31 статья российской конституции — это одиночные пикеты. Они разрешены на законодательном уровне и не нуждаются в согласовании. Однако оккупантов и это не останавливает. Самый яркий случай произошел 14 октября 2017, когда по всей территории Крыма около 100 человек вышли в одиночные пикеты против репрессий силовиков в отношении крымских татар и мусульман. В тот день было задержано более 80 человек.

Многочисленные задержания частенько проходят накануне памятных или траурных дат и мероприятий, например, в  День памяти жертв депортации крымскотатарского народа, День рождения украинского поэта Тараса Шевченко. В эти дни были задержаны по меньшей мере 128 человек, из них — более 115 во время акций и мероприятий, посвященных Дню памяти жертв депортации. Среди задержанных неоднократно оказывались журналисты, выполняющие редакционное задание. При этом, так называемая полиция аргументировала свои действия необходимостью проверки документов. Однако, даже после предоставления паспортов и редакционных удостоверений, задержанных увозили в отделение.

Со временем количество уголовных дел, как и обысков, множилось, и активисты стали проводить стихийные собрания у зданий судов и мест проведений следственных действий. Участников таких собраний преследуют в административном порядке за якобы участие в несанкционированных собраниях, хотя Венецианская Комиссия четко постановил, что собрание такого типа не требуют предварительного уведомления и, если проходят мирно, не могут быть разогнаны. 

В ряде случаев незаконные задержания были связаны со следственными действиями в политически мотивированных делах, когда де-факто правоохранители задержали активистов в качестве свидетелей или без разъяснения процессуального статуса. Например, в 2014 году не менее 7 человек были незаконно задержаны по так называемому «делу 3 мая». В 2015 году не менее 4 человек по “делу 26 февраля”. В 2016-2017 годах состоялось несколько задержаний адвокатов, выступающих защитниками в политически мотивированных уголовных делах. В частности, в 2016 году Эмиль Курбединов и Эдем Семедляев без объяснения причин были три раза задержаны сотрудниками пограничной службы ФСБ РФ на административной границе Крыма и материковой части Украины. 27 января 2017 года Николая Полозова, который на тот момент был адвокатом заместителей председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ахтема Чийгоза и Ильми Умерова, задержали сотрудники ФСБ и принудительно доставили в управление ведомства в Симферополе для допроса в качестве свидетеля по делу его подзащитного. Подобные действия противоречат п. 2 ч. 3 ст. 56 УПК РФ, которым установлено, что адвокат не подлежит допросу в качестве свидетеля по обстоятельствам, которые стали ему известны в процессе оказания юридической помощи. 

Кстати, задержания активистов на  КПВВ чуть ли не самые частые на оккупированной территории. Первый такой случай был зафиксирован 1 июля 2014 года, однако с 2015 года эта практика стала использоваться шире. Незаконным задержаниям на въезде и выезде из Крыма подвергаются украинские и крымскотатарские активисты, родственники политических заключенных, соблюдающие мусульмане, футбольные болельщики и другие лица, которых представители российских спецслужб на каких-либо основаниях подозревают в нелояльности к оккупации полуострова. Во многих случаях у задержанных изымаются документы, переписываются данные мобильных телефонов, в течение нескольких часов они содержатся под предлогом проверки на пограничных пунктах, которые не рассчитаны на долгое нахождение там людей. В ноябре 2017 года на КПВВ «Армянская» были задержаны семь жен крымских политических заключенных (фигурантов так называемого дела Хизб ут-Тахрир), которые возвращались домой после визита на материковую часть Украины. Во время задержания нескольким женщинам стало плохо. А в марте 2015 года предположительно на административной границе насильственному исчезновению был подвергнут крымчанин Федор Костенко (его судьба и местонахождение не известны до сих пор).

Стоит отметить, порой задержания осуществлялись с применением психологического и физического насилия, а также пыток, как например в случаях с  Энвером Крош, Ринатом Параламовым, Петром Бородиным, Ахтемом Мустафаевым. Во время таких инцидентов де-факто правоохранители склоняли жертв к сотрудничеству путем передачи информации о деятельности религиозных общин, а также для дачи ложных показаний против религиозных и крымскотатарских активистов. 

Разбирая кейсы незаконных задержаний, можно сделать вывод, что так называемые правоохранители закона о полиции в глаза не видели.  В большинстве случаев при задержании де-факто правоохранители не представляются и не разъясняют причину задержания. Нормы международного и российского права также нарушались во время допросов в правоохранительных ведомствах. В частности, в Крыму фиксируются случаи препятствования доступа адвоката к подзащитному и запрета на телефонный звонок. Кроме того, существует практика принудительного проведения дактилоскопии и сбора образцов ДНК. Скорее всего, целью незаконного сбора биологических данных является создание баз данных лиц, которые в дальнейшем могут быть привлечены к ответственности по сфабрикованным уголовным или административным делам. 

Оккупанты используют незаконные задержания как реакцию на любые неподконтрольные им проявления политического, гражданского или религиозного активизма. По сравнению с другими тяжелыми нарушениями прав человека незаконные задержания имеют меньшую степень негативного влияния на преследуемые группы. Впрочем, несмотря на это, они не только способствуют закреплению общей атмосферы страха в крымском обществе, но в некоторых случаях приводят к весьма серьезным последствиям, как например, смерть ветерана крымскотатарского национального движения Веджие Кашка в результате спецоперации ФСБ в ноябре 2017 года, политическая миграция активистов, склонных к незаконным задержаний). 

Незаконные обыски 

Обыски, как и незаконные задержания, с начала оккупации Крыма стали инструментом репрессий, запугивания и возбуждения уголовных дел против проукраинских активистов и соблюдающих мусульман. Как правило, оккупанты так ничего и не находят при обысках, за исключением нескольких случаев, когда были якобы найдены патроны, взрывчатые вещества и оружие. При этом обвиняемые отрицали свою причастность к находкам, утверждая, что силовики сами подбросили. Что действительно часто случается, так это изъятие религиозной литературы и компьютеров. С марта 2014 года по 26 февраля 2020 года зафиксировано по меньшей мере 366 случай политически мотивированных обысков. Это значит, что политически мотивированные обыски в Крыму проводятся в среднем раз в пять-семь дней. 

Неприкосновенность частного жилья является международным стандартом и нормой, закрепленной в международных договорах по правам человека, прежде всего в Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 года и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 (ЕКПЧ). Согласно ст. 8 Европейской конвенции, вмешательство со стороны органов государственной власти к частному жилищу недопустимо, кроме случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья, нравственности или защиты прав и свобод других лиц. 

 Понятие «жилище» в практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) не ограничивается исключительно частной собственностью физических лиц, а распространяется также и на офисы и помещения юридических лиц. Также ЕСПЧ в своих решениях придерживается той позиции, что обыск должен быть крайним мероприятием — при выполнении правоохранительными органами всех мероприятий для достижения поставленных перед ними целей. 

Стоит ли говорить, что обыски в Крыму проходят с колоссальными процессуальными нарушениями? Начнем с того, что проводить обыск можно только после получения разрешения суда и только после возбуждения уголовного дела. Проведения следственных действий в форме осмотра или обыска должно предусматривать наличие не только доказательств, но и документальных постановлений, подтверждающих законность совершенных правоохранителями действий. 

Во многих случаях силовики просто не предъявляли соответствующей документации, соответственно не всегда было понятно, есть ли постановление суда или нет. Да и даже когда оно есть, детально ознакомиться с ним не дают.

С августа 2014 российские силовики стали использовать обыски для массовых вторжений в дома крымских татар. Это проходило якобы в рамках политически мотивированного «дела 3 мая». Напомним, что  3 мая 2014 года крымскотатарские и другие активисты вышли на административную границу Крыма и материковой Украины встречать лидера крымских татар Мустафу Джемилева, которому Россия запретила въезд в Крым. Обыски в рамках этого дела проходили по всему Крыму в домах крымских татар. Силовики искали наркотики, оружие и религиозную литературу. С конца 2014 — к началу 2015 года делом, которым прикрывались силовики стало «дело 26 февраля». С 2015 года уголовным делом, которое позволяет проводить массовые обыски и задержания крымских татар, становится «дело Хизб Тахрир». Этот тренд устоялся и до сегодняшнего дня. В то же время с 2017 года начинается целенаправленное давление, в том числе и через обыски, на участников общественного объединения «Крымская солидарность». За последние два года обыски прошли почти во всех активных участников объединения, на многих из них были возбуждены уголовные дела. 

Обычный для Крыма обыск проходит примерно так: силовики врываются в дома рано утром, в районе 4-6 часов, при этом, как правило, оцепляется целый квартал вокруг дома, где проводится обыск.  Чаще всего, в обыске участвуют силовики ФСБ, Центр по противодействию экстремизму, Росгвардия, ОМОН и полиции. При этом силовики входят в дома в полном снаряжении — в шлемах, с оружием и закрытыми лицами. Некоторые сотрудники ФСБ и ЦПЭ бывают одеты в гражданскую форму, или форму без знаков различия. Сами обыски силовики проводят с чрезмерным физическим и психологическим давлением: обыскиваемых кладут на пол лицом вниз, надевают наручники, несмотря на отсутствие сопротивления с их стороны. Кроме того, сотрудники де-факто правоохранительных органов обычно не представляются и не объясняют причин обыска. Обыск часто начинается с выламывания или выбивания дверей, если те, к кому пришли с обыском, не открывают их в течение нескольких минут. Обычно силовики также привозят с собой понятых и не позволяют привлекать других независимых понятых и свидетелей. Обыскиваемым часто отказывают в телефонных звонках и в контактировании с адвокатом. Также, когда адвокат прибывает к своему подзащитному на место проведения обыска, ему часто не позволяют войти в помещение, где проводится обыск. Нередко к месту проведения обыска вызывают скорую помощь для оказания медицинской помощи. Дети, которые стали свидетелями обысков и сцен насилия, в дальнейшем часто страдают от психологических травм. Кстати, своими агрессивным действиями, силовики часто провоцируют людей, которые собираются для поддержки соседей. Так, в апреле 2017 во время обыска в Бахчисарае силовики спровоцировали конфликт с местными жителями и начали стрелять в воздух из огнестрельного оружия. Такие ситуации могут привести к массовому насилию, спровоцированного силовиками. 

Нарушение свободы слова, проведение незаконных обысков, задержаний и допросов — это лишь малая часть системных нарушений прав человека на оккупированном полуострове. Более подробную информацию, в частности о конкретных кейсах можно почитать во втором томе отчета «Энциклопедия репрессий в Крыму с момента оккупации Россией».