На политзаключенного Наримана Джеляла оказывают психологическое давление изолируя его от родных, — жена

 Родственникам политзаключенного Наримана Джеляла до сих пор не дают встретится с ним. Таким образом российские власти оказывают на него психологическое давление.

Об этом заявила жена узника Левиза Джелялова во время сентябрьской онлайн-встречи «Крымской солидарности». 

По ее словам, она смогла увидеть мужа после ареста лишь однажды — во время заседания суда 6 сентября, когда Нариману избирали меру пресечения.

«Из всех родственников, которые пришли на суд, впустили только меня. Конвоир, который вел его по коридору в наручниках, даже не разрешил нам с ним ни обняться, ни даже за руку подержать. И мы могли с ним переговариваться только в те моменты, когда судья уходил в совещательную комнату…Это был тот последний раз, когда я его видела. И до сих пор у меня нет возможности ни увидеть его, ни услышать его голос. Таким образом на него продолжает оказываться психологическое давление, так как не дается возможность пообщаться ему с близкими людьми, полностью изолировав его. На данный момент для меня и для него это самое сложное испытание», — сказала Левиза Джелялова.

Также во время онлайн-встречи жена Наримана Джеляла подробно рассказала о деталях задержания ее мужа.

Мы приводим полный текст выступления Левизы Джеляловой на онлайн встрече «Крымской солидарности».

Селям алейкум, приветствую всех участников конференции. Раннее утро, 4 сентября, ознаменовалось печальным, трагическим событием в жизни нашей семьи не только жестоким варварским вторжением. С оглушительным грохотом, стуча в окна и двери, ворвались в наш дом под предлогом обыска вооруженные люди. И как бы ты не был к этому готов, такой способ вторжения напрочь убивает разум и тебя накрывает волна эмоций, страха, переживаний в первую очередь за детей и стариков. И в тот момент очень остро ощущалось беспокойство, переживание Наримана не столько за себя, за свою жизнь, а сколько именно за семью, за детей.

Я несколько раз слышала, как в разговоре с этими не людьми он просил вести себя корректно, так как в доме находятся дети. Он пытался всячески оградить нас с детьми от происходящего. В первые несколько секунд меня охватила паника, и потом, увидев Наримана, который держался как всегда спокойно и уверенно, я немного успокоилась. После так называемого обыска, уходя, он успокоил меня (мы даже не попрощались), сказав, что всё будет хорошо, что вернётся. И я искренне желала в это верить. Потому что у нас уже много раз были обыски и его увозили на допросы, беседы.. Но первым тревожным звоночком был тот белый автобус, в который его посадили, который с нереальной скоростью тронулся с места, после чего машина, которая следовала за ним из числа его друзей и знакомых, не смогла их догнать. Вот, здесь, у меня уже тревога стала переходить в панику.

После 20 часов утомительных ожиданий, переживаний, заявлений, звонков, жалоб и т.д., только уже 5 сентября около 4 утра прозвенел телефонный звонок, высветился стационарный номер, сердце защемило в ожидании того, что мне предстоит услышать. Раздался мужской голос, не представился и сказал, что передаст трубку моему мужу. Когда я наконец услышала его изможденный, уставший голос, немного отлегло, что он жив. Он сказал, что с ним всё хорошо, что он находится в здании ФСБ, и, что с ним находится адвокат Эмине Авамилева. Больше он ничего сказать не мог, понимая, что там находились еще сотрудники ФСБ. После чего был уточняющий звонок от Эмине ханум. Она подробно объяснила, что мне нужно собрать ему вещи, еду, потому что он там голодный.

Позже, узнав об этих зверских, бесчеловечных, недопустимых мерах физического и психологического давления, которые, как выяснилось,  оказывались на Наримана, Асана и Азиза, мной снова овладела тревога, поэтому, уже когда я шла на суд, понимая, что тот цирк, который там будет разыгрываться в зале заседаний, меня не волновал. Меня волновал только Нариман. Я шла увидеть его, убедиться, что с ним всё хорошо. Из всех родственников, которые пришли на суд, впустили только меня. Конвоир, который вел его по коридору в наручниках, даже не разрешил нам с ним ни обняться, ни даже за руку подержать. И мы могли с ним переговариваться только в те моменты, когда судья уходил в совещательную комнату. Вид у него был бледный, но он держался в зале достойно, не поддавался эмоциям, улыбался. Он показывал всем видом, что с ним всё хорошо, чтобы я не переживала. Это был тот последний раз, когда я его видела. И до сих пор у меня нет возможности ни увидеть его, ни услышать его голос.

Таким образом на него продолжает оказываться психологическое давление, так как не дается возможность пообщаться ему с близкими людьми, полностью изолировав его. На данный момент для меня и для него это самое сложное испытание.

Нариман является ответственным,  заботливым, образцовым мужем, отцом, сыном своих родителей. Его знает почти каждый в Крыму и за его пределами как человека порядочного, честного, спокойного, уравновешенного, толерантного, который не скрывая говорил правду о всех тех репрессиях, которые проводятся Российской Федерацией в отношении крымскотатарского народа и людей, нелояльных российской власти. Выступал всегда за борьбу мирными способами за права, свободу, сохранение культурной идентичности крымскотатарского народа. 

Сравнивая те обвинения, которые выдвигают против него, и те его человеческие качества и ценности, понимаешь насколько они полярны и несовместимы друг с другом. Когда наблюдаешь за обысками и арестами — это одно. Безусловно сопереживаешь, желаешь помочь, поддержать людей, у которых это произошло. Но по-другому это воспринимается когда сам оказываешься в такой ситуации. Это абсолютно две разные вещи. Чтобы понять, нужно наверное через это пройти. И здесь я хочу отдать должное нашим мужчинам, которые с честью и достоинством проходят такое испытание, а также нашим крымскотатарским женщинам, которые проявляют стойкость, сильный характер, который, в принципе, не свойственен женской природе.

Сейчас жизнь без Наримана даётся нелегко. Он был для нашей семьи той крепостью, за которой я чувствовала себя слабой, хрупкой женщиной. Сейчас я прохожу сложный адаптационный период. Как бы ты внутренне не готовил себя к этому, когда это обрушивается на тебя, это происходит достаточно болезненно. Но другого выбора у нас нет. Теперь мы  должны стать той опорой, той крепостью не только для наших детей, но и для них — тех, кто сейчас находится в заключении исключительно из-за своих убеждений, своих человеческих качеств, таких, как порядочность, честность — тем ценностям, которые свойственны цивилизованному обществу. Мы справляемся и  справимся с этим нелегким жизненным периодом, потому как даже в истории нашего национального движения есть ряд примеров, когда крымскотатарские женщины проявляли стойкость, сильный дух, несломленность..

К их числу можно отнести Айше Сеитмуратову, Шефика Консул, Зампиру Асанову, Веджие Кашка, которая, к сожалению, от рук этих нелюдей погибла. Я верю и надеюсь, что испытания, которые нам посылает Аллах приведёт нас к светлому будущему, живя на нашей родной земле, в нашем любимом Крыму.

Я хотела бы искренне всех поблагодарить, кто оказывает нам помощь, поддержку в этом сложном для нас пути, от своего имени и от имени Наримана. Всех, кто сопереживает, звонит, пишет, со всех концов света, причем, приезжает, просто читает дуа. Ваша поддержка ценна и ощутима. Она даёт нам тот заряд энергии и сил, чтобы справиться с этими испытаниями. И закончить хочу словами Наримана, которые прозвучали в зале суда, чтобы мы передали всем: «Бир бирине хол тутмакъ ве бирлик олмакъ. Поддерживать друг друга и быть в единстве