Крым превращается в сноску, но сноски также являются точками отсчета — Гепко-Одерман, доктор политических наук

«Я уже у ТикТок в течение года и у меня 15000 в основном украинцев, получающих информацию от меня на английском языке. И они действительно учат английский. У меня ребенок подросток, поэтому я видела она проводила время в соцсетях и как сильно ей нравился ТикТок. Поэтому сначала я просто попыталась увидеть, что это такое» 

Др. Кари Гепко-Одерман на своем канале в ТикТок, который называется Karistocracy, рассказывает о событиях на международной арене, касающихся Украины. Она объясняет значение этих событий простыми словами, имея при этом понимание и знание о них. Поэтому мы не могли сопротивляться искушению и не поговорить с ней о том, как Крым и Украина в целом освещаются в медиа, какие вопросы поднимаются и как они освещаются. 

Олесь Лисичкин, аналитик КрымSOS: Недавно мы провели мониторинг иностранных СМИ: американских, британских, некоторых европейских, например французских и немецких. И мы пришли к определенным выводам, поэтому мы хотели бы задать вам несколько вопросов, чтобы проверить, совпадают ли наши догадки. 

Согласно вашему опыту, как освещаются события в Крыму и вокруг крымского вопроса после семи лет оккупации? Мы заметили, что обычно новости содержат короткое, на 3 строчки, упоминание «с 2014 года Россия аннексировала Крым и помогала сепаратистам на Востоке Украины». Какое впечатление и какое представление этого конфликта имеют люди в Северной Америке или Европе? 

Кари Гепко-Одерман: Вы правы, всегда в конце статьи, если это Guardian, The New York Times, The Washington Post, внизу есть последний параграф: «В 2014 году Крым был незаконно аннексирован Россией». Эти упоминания там. Они нужны, чтобы завершить историю. В лучшем случае эти упоминания имеют 4 предложения. Однако важно, как журналисты пишут в формате перевернутой пирамиды, в которой факты сверху, а менее важная информация – внизу. И это упоминание было отнесено к менее важному типу информации, это так как есть и не может измениться. Однако эти факты начинают использовать в качестве главного аргумента, почему российское скопление войск на Востоке Украины нельзя толеровать. Ибо это показывает модель поведения. И это относительно новый тренд, который я вижу за последние три-четыре недели. 

Однако следует помнить, что было затишье, а потом войска начали скапливаться в начале ноября. И американский директор ЦРУ посетил Москву и побеседовал с директором ФСБ. Госсекретарь Энтони Блинкен был на встречах с НАТО и ОБСЕ на прошлой неделе (прим. — 1 декабря). Со стороны американцев было много действий, когда стало ясно, что речь идет не только о концентрации войск, но также о концентрации солдат — что может привести к вторжению. Это не были только солдаты и техника, как в прошлый раз, были определенные заявления и признаки, которые заставили американцев и их союзников дважды подумать о том, что происходит – это потому, кого именно концентрировали на позициях. 

Это то, что создало вот эту другую атмосферу и обычно они смотрят на 2014 год и видят подобные модели. 

Так что я согласна с вашими оценками. Крым превращается в сноску. Но сноски также являются точками отсчета. И сейчас люди снова начинают выносить их вперед. 

О.: Мы видим, что сейчас основная тема – разговор Байдена и Путина. Две недели назад и неделю назад (конец ноября – прим.) главной темой были войска на границе Украины. И, кажется, это был июль или конец июня, когда произошел инцидент с британским эсминцем, тогда выступления России, Европы и Штатов по этому поводу были во всех медиа. Но обычно медиа не освещают другие темы о Крыме, такие как нарушения прав человека. 

К.: Нет, не освещают. 

О.: Почему и как строится повестка дня для этих медиа? Верно ли, что тема важна только когда конфликт обостряется? К примеру, в освещении Афганистана и Талибана вопросы прав человека поднимаются. Пишут о том, что изменилось, что запрещено. Но в случае Крыма информация изнутри не попадает наружу. 

К.: Соединенные Штаты не вовлечены в вопросы Крыма, а иногда они определяют медиа нарратив. 

Также это может быть проблема информации, выходящей из Крыма. Люди не всегда уверены, каким источникам верить. И если говоришь с некоторыми людьми, они скажут, мол, большинство крымчан удовлетворены, и референдум показал, что 90% людей хотели в Россию. И подобные вещи. Они использовали оружие Запада, чтобы заявить, что это был демократический выбор. 

Я думаю, что иногда, что касается информации, выходящей из Крыма, люди не всегда доверяют источникам. Как много украинских журналистов ездят в Крым и сообщают о событиях? 

Я знаю, что иногда Kyiv Post и журналисты Kyiv Independent дважды писали о вещах, происходивших за последние две недели, о людях которых арестовывали [массовые аресты крымских татар в ноябре – ред.]. Я убеждена, это обычно очень разочаровывает такие организации как ваша из-за того, что там происходит. И насколько бессильными вы чувствуете себя. 

О.: Это был мой следующий вопрос. На какие источники информации полагаются медиа? Обращаются ли они только к официальной позиции правительства, официальной позиции «мы поддерживаем Украину». Или они также ссылаются на другие официальные точки зрения? Существует ли способ верификации информации или сотрудничества с организациями, освещающими темы Крыма? 

Ибо существует огромный поток дезинформации и российской пропаганды, который на самом деле даже более опасен. Проверяют ли они источники, или ограничиваются фразой «мы не уверены, мы не затрагиваем эти темы»?. 

К.: Я думаю журналистам следует быть осторожными, они не получают первоисточника. Они получают косвенные источники. 

Я думаю, чтобы это понять, на это стоит смотреть с точки зрения нормализации поведения. И это инструмент Кремля и российской власти: некоторые вещи постепенно становятся нормальными, так что люди постепенно совмещают события с выстроенной нормальностью. Таким образом нормализация используется для того, чтобы люди психологически приняли новую реальность. Такие же вещи могут происходить с журналистами. Когда людей арестовали 2 года назад, это было неудобно журналистам, это было наступление на права человека. Людей до сих пор арестовывают, и этот процесс только усиливается. Но для журналистов это та же история. Поэтому, видимо, из-за этого медиа об этом не рассказывают. 

О.: Крымская платформа была запущена в августе. Как декларировалось, целью было «вернуть тему Крыма на международную повестку дня». По вашему мнению, была ли достигнута эта цель? Изменилось ли что-либо на уровне официальных позиций правительств, на уровне коммуникации и на уровне медиа? 

К.: Я была бы осторожна в том, чтобы говорить, что что-то изменилось из-за какой-либо организации или действия. Я бы сказала, что несколько изменилось, но это касается отношений России, Кремля с другими мировыми лидерами. 

Я не знаю чего-то такого, что сделала Украина, что изменило взгляды людей. Больше, к сожалению, речь идет о том, что происходит с Украиной в результате действий других людей. Например, смотрите на Минские соглашения – за последние 48 часов их вспоминают снова и снова. И это то, что инициировали Франция и Германия, часто я даже думаю, что у Украины даже не было хорошей переговорной позиции. Другие люди решают вопросы, касающиеся Украины. И это, к сожалению, касается понимания вас людьми или актуальности вопросов Украины и Крыма. Остальные люди определяют важность этих вопросов. 

О.: Слышны ли меседжи Украины в информационном поле? Доносит ли Украина эти месседжи? 

К.: Нет, я могу сразу вам сказать – Украина могла бы делать это лучше. 

У вас есть месседж, но вы зависите от внешнего усилителя. Но этот усилитель работает не только для вас. 

О.: Что следует изменить Украине в сфере информационной политики, источниках коммуникации? 

К.: Пока успеха не было. И я не думаю, что они смогут добиться успеха самостоятельно. 

Это имеет свои причины в истории Украины – многое решается за Украину. Тень этой проблемы касается любого вопроса украинской политики. 

Я бы сказала, следует искать сильных международных партнеров. 

Будь я Украиной, я бы смотрела на Австралию, Канаду. Я бы смотрела на страны с большой украинской диаспорой. В Канаде где-то 3% канадцев говорят, что у них есть украинские корни. Есть диаспора в Австралии. Украине нужны сильные демократические партнеры с положительным опытом в области прав человека. И Украина должна работать с ними, чтобы усиливать месседжи, потому что сама Украина не справляется. 

Также нужны дискуссии о региональной и глобальной геополитической важности Украины. Это поставит вопрос важности незаконной аннексии Крыма на передний план. Это был бы мой совет. 

Также я хотела бы сказать, что считаю, что очень тяжело иметь политические отношения с Украиной, когда ты сидишь за столом с политиками против которых могут вестись коррупционные расследования. Часто я удивляюсь терпению западных правительств в отношении Украины, потому что часто есть такая проблема, что Украина сделает абсолютный минимум, чтобы получить необходимую помощь – будь то от МВФ или Всемирного банка. Если речь идет о борьбе с коррупцией или о подобных вещах. Такое впечатление, что коррупция здесь принимается и терпится, но именно это препятствует сотрудничеству с Украиной. Можете поиграть в игру – любую проблему Украины можно увязать с коррупцией. Любая проблема, будь то здравоохранение, медицинская инфраструктура, внешние отношения – что угодно. 

О.: Еще один вопрос: читаете ли вы украинские медиа и какие у вас впечатления? 

К.: Я не читаю украинские медиа и не считаю, что у Украины есть в этом плане мощные платформы, такие как, например, у немцев ARD, ZDF или BBC – общественно финансируемые нейтральные институты. США здесь не сильно отличаются, у нас есть общественные вещатели, но немногие их смотрят. 

Но здесь новости поддерживаются рекламой, поэтому речь идет постоянно о рейтингах, поэтому происходит преувеличение или чрезмерный драматизм. Это не лучший способ получать новости, не правда ли? 

O.: Спасибо вам за ответы. 

K.: Спасибо, было приятно встретиться. Хорошего дня.