«Обвинения должны прозвучать красиво»

— Молодой человек, а что за громкое дело слушается? — спрашивает пожилая женщина, выйдя из здания «Верховного суда Крыма».

— По 26-му февраля, — отвечаю.

— А это что?

— Это по митингу возле парламента в 2014-м году.

— И кого судят?

— Крымских татар.

— Вот как теперь бывает: судят, а мы и не знаем, — про себя отвечает женщина и уходит дальше по улице.

У входа в здание суда образовалась очередь. Большинство желающих попасть внутрь – крымские татары: родственники, активисты и сочувствующие. Чем ближе к началу заседания, назначенному на 10 утра, тем больше становится очередь. Из-за этого сотрудник ФСБ, стоящий на пропуске, начинает нервничать. На его гладковыбритом лице выразительно играют скулы.

— Уважаемые, станьте в две очереди. Вас слишком много, — командует он.

Постепенно образуются две очереди. Время от времени, лавируя между очередями, в здание заходят представители местной Фемиды.

— Вы от кого? — спрашивает ФСБшник.

— Я жена Али Асанова, — тихо отвечает девушка в начале очереди.

— Есть здесь еще от обвиняемых? — спрашивает ФСБшник.

Из очередей пытаются вырваться еще пару человек. Кто-то отвечает: «Есть».

— Проходите сюда, – указывает ФСБшник на вход в фойе здания. Сбоку стоит стол, за которым женщина в форме проверяет паспорта.

В здание заходит низенький рыжебородый мужчина в казачьей форме и становится в конец очереди. Через какое-то время все тот же ФСБшник выкрикивает над головами: «Есть со стороны потерпевших?».

— Есть, — отвечает ему казак.

— Фамилия?

— Казанович, — отвечает мужчина и направляется к входу.

На часах пол-одиннадцатого, заседание предсказуемо задерживается. К этому времени в фойе суда уже собралось много народу. Все ждут. Иногда кто-то выходит на улицу покурить.

Снаружи небольшими группами стоят те, кому не удалось попасть внутрь или кто решил не идти – «все равно на само слушание не пропустят».

— Туда нет смысла идти: родственников и то не всех пускают, разве что погреться зайти, — объясняет мне знакомый крымский татарин. Он приехал на заседание из Советского района (100 км от Симферополя).

Такими же группами, по двое-трое, периметр суда патрулируют милиционеры. Рядом еще с самого утра стоит белый автозак.

— Это в нем привезли ребят? — спрашиваю у Бекира, отца Мустафы Дегерменджи.

— Нет, это они для нас подвезли, на всякий случай, — смеется он.

В разговорах проскальзывает тема последних заявлений Крымского Муфтията и предстоящей конференции, на которой Муфтий должен объявить четкую позицию УММА в отношении блокады и действий Ислямова, Джемилева и Чубарова.

— Я общался с местными имамами. Они не знают что делать, как реагировать, – говорит один из региональных представителей Меджлиса.

— Мы тоже проводили у себя в районе опрос. Восемь не поедут (на конференцию), двое сказали, что поедут — мол, Муфтий как-никак легитимный, но сначала посоветуются с прихожанами, — отвечает ему собеседник.

— Пока что легитимный, — бросает третий собеседник.

Кто-то пускает слух, что на заседание должна приехать прокурор Поклонская. В итоге, как известно, она таки приехала и зачитывала обвинение.

Возле ступенек у здания суда рабочие выстроили ограждение из металлических решеток.

На улице дежурят местные оператор и корреспондент «Интера». Обсуждают со знакомым активистом суд.

— Еще ж прения не было, не слушали ни потерпевших, ни свидетелей, — говорит журналистка. — А в Киеве кто-то написал, что сегодня будет вынесен приговор.

— Когда будет приговор, тут, наверное, столько прессы будет, — размышляет активист.

— Я просто вчера своим писала большими буквами: «это не приговор», а то ж, думаю, сейчас как начитаются и начнут править мои тексты, — возмущается журналистка.

— Ну что там, в зале суда? Тишина? — подключается к разговору один из крымских татар.

— Пока тишина, — отвечает активист.

На улице царит атмосфера ожидания. В три часа должен быть перерыв, во время которого журналисты попытаются выловить для комментариев адвокатов.

— А вы знакомы с Полозовым? — спрашивает журналистка у молодого активиста.

— Ага.

— Вот, надо и мне познакомиться.

Накануне московского адвоката, известного по делу Надежды Савченко, направили защищать Ахтема Чийгоза.

Мы стоим с Ибрагимом, дядей Мустафы Дегерменджи. Его, как и отца Мустафы, не пустили на заседание. Пустили маму и родную сестру.

Ибрагим первым замечает, как из дверей суда двое ФСБшников вместе с капитаном полиции Шамбазовым вывели и начали допрашивать журналиста Заира Акадырова.

— Эй, смотрите, человека задерживают, — дядя Мустафы подбегает ближе.

Происходящее моментально привлекает внимание сначала активистов-правозащитников, которые начинают снимать все на видео, а потом уже всех остальных.

В итоге, как минимум на ближайшие два часа, все забывают о том, что рядом слушают «громкое дело».

— Вот что они себе думают? Они же сами делают нам новости, да еще какие! — удивляется журналистка «Интера».

Многие из тех, кто стоял под судом, переместились через дорогу дежурить соседнее здание РОВД, куда увели Акадырова. Пока длится допрос, новости о его задержании уже попали на материковую часть Украины. В итоге еще выяснится, что Заир сам каким-то образом умудрился написать СМС, что его задержали.

После освобождения он на удивление спокойно рассказывает окружившим его людям, что происходило на допросе. На лицах читается радость, мелькают улыбки. «Отвоевали», — произносится в толпе.

Пока внимание еще приковано к журналисту, кто-то узнает, что заседание уже окончено. Из дверей суда начинают выходить люди. Поступают первые новости: «заседание перенесли на 25-е», «адвокат попросил время для ознакомления с делом».

Через пару минут появляется и сам Полозов, вокруг него моментально выстраиваются журналисты. Он любезно выжидает, пока соберутся все, и начинает комментировать судебный процесс.

Адвокат главного подсудимого не стесняется выбирать формулировки, называя дело «политически мотивированным».

Пока все слушают Полозова, другой адвокат — Али Асанова — Александр Кателин в стороне общается с родственниками подопечного.

— Расскажите, как прошло заседание? — спрашиваю.

— Я не хочу давать комментарии, — на ходу отвечает он.

— И все же, расскажите хоть какие-то детали.

— Все было в рамках судебного процесса, прокуратура зачитывала обвинение, — адвокат Асанова не настроен на разговор и быстрым шагом удаляется в сторону парка.

Постепенно вокруг суда становится все меньше людей. ФСБшники начинают заносить в здание металлические решетки.

— Мы думали, он будет всех их защищать, а когда его представили, сказали, что он защитник Чийгоза, — говорит мама Мустафы Дегерменджи своей знакомой по пути в машину, — на заседании он просто пытался все оттянуть. Вот нас на десять дней и отодвинули.

— Видимо, он ознакамливается с делом. Это тоже нужно, — отвечает та.

Братья Али Асанова еще стоят возле суда, общаются со знакомыми крымскими татарами. Их пустили на заседание.

— Расскажите, что происходило на суде, — спрашиваю.

— Да, как обычно: что хотят, то и делают. Суд держит сторону Поклонской. Два раза хотели подать ходатайства – не разрешили, — говорит один из них.

— Удалось поговорить с братом?

— Только поздороваться смог, а общаться не разрешают, — отвечает.

— Что адвокат говорит? — спрашиваю.

— Адвокат Али хочет давить на то, что у него четверо детей, чтобы его выпустили условно. А Али ему отвечает: «Мне условно не нужно. Пусть лучше осудят, потому что сейчас такое время, что мне вот дадут шесть лет условно, а потом любое ЧП и еще и это приплюсуют. Судите меня, — говорит. — Меня ударили, я ударил в ответ. Вот моя вина. Судите меня за это».

— Сегодня все было организовано только ради Поклонской, — говорит отец Мустафы.

— Да, только ее слушают, только ее просьбы выполняют, — соглашается брат Али.

По словам родственников, Али и Мустафу хотят склонить к тому, чтобы они давали показания против Ахтема Чийгоза.

— Им на допросе следователь открытым текстом говорит: «Что, детей не хочешь видеть? Зачем тебе это? Подпиши, что нужно, и все закончится», — рассказывает брат Али.

— Им всем говорят: дашь показания против Чийгоза и будешь на свободе, — добавляет отец Мустафы.

— Я так понимаю, обвинения должны прозвучать красиво. Так, чтобы ребята добровольно со всем согласились, — продолжает брат Али.

— А как вообще, ребята держатся?

— Держатся. Пока держатся, — вздыхает брат Али.

— Мы дома, — грустно улыбаясь говорит отец Мустафы.

— И деваться нам некуда, — добавляет брат Али.