Наріман Джелялов: «Якщо по тобі б'ють кувалдою, краще бути не кристалом, а перетворитися в гуму»

Запретив Меджлис, оккупационные власти нанесли ощутимый удар по крымским татарам. Это решение как некий рубикон разделило общественно-политическую жизнь в Крыму на «до» и «после».

Первый зампредседателя Меджлиса Нариман Джелялов объясняет: местные власти не до конца отдают себе отчет, к каким последствиям может привести этот запрет. По его мнению, обстоятельства, в которых сейчас оказались крымские татары, могут привести к обратному эффекту, когда люди начнут постепенно, но уверенно противостоять оккупационному режиму.

Как за последнее время, незадолго до запрета Меджлиса и непосредственно после решения суда, изменилась ситуация в Крыму?

Это тем, кто не следит за событиями, кажется, что ситуация меняется. Для людей, которые постоянно находятся в процессе, все очевидно и ожидаемо. Поначалу крымские «власти» пытались интегрировать Меджлис в окологосударственную систему отношений, в которой находится большинство общественных организаций.

Эта попытка им не удалась. Большая часть членов Меджлиса принципиально выступила против какого-либо вмешательства в свои внутренние дела. На встрече с «руководством» Крыма мы сказали, что сами решим, что нам делать и как быть. При этом отметили, что готовы вести разговор о том, как нам, собственно, сосуществовать.

Действительно, есть ряд текущих проблем, которые для крымских татар являются актуальными в независимости от каких-либо внешних, геополитических и других обстоятельств. Время идет, дети растут, старики стареют. Мы представляем интересы крымских татар и не должны уходить от решения насущных вопросов.

На «суде» нас попытались обвинить в том, что мы ничего не делаем, а «власти» делаю все.

Ответ был простой: «Мы не берем на себя функции «власти». То, что она обязана делать, пусть и делает. Почему вы требуете от нас, чтобы мы выполняли вашу работу?

Наша задача – услышать наших соотечественников и сделать так, чтобы их услышали вы».

Как вы расцениваете решение суда о запрете Меджлиса?

Видно, что «суд» особо не разбирался. Липовые доводы, которые прокуратура привела в своем административном иске, в большинстве повторяются. Правда, наш адвокат заметил, что обвинители убрали довод, утверждающий, что Декларация о национальном суверенитете пропагандирует некую национальную исключительность. «А значит, они не выступают против того, что крымские татары имеют право на самоопределение», — шутил наш коллега.

Зачем в судебном решении объяснять, что в России есть местное самоуправление и зачем оно нужно, и что Меджлис не является органом местного самоуправления – я не понял. Мы никогда не претендовали на то, чтобы себя так называть. Мы назывались местным национальным самоуправлением. Мы работаем для крымских татар. Ни для кого другого. Это могут быть и представители других национальностей, но которые идентифицируют себя как крымские татары. Зачем нам приписывать то, на что мы никогда не претендовали? Я понятия не имею.

«Этим занимаются специальные люди, которые нигде «не светятся»

Насколько известно, прокуратура и суд особо не разбирались и запретили Меджлис именно как общественную организацию

В решении суда появился большой кусок выступления представителя Госкомнаца, где он рассказывает, что вот наравне с Меджлисом существует множество иных общественных организаций, которые представляют интересы крымских татар.

Но общественная организация призвана защищать интересы своих членов, которые собрались вместе, чтобы реализовать свои цели. Меджлис крымскотатарского народа такими не является. У нас 33 человека собрались не для того, чтобы свои интересы отстаивать. Мы прошли двойную легитимизацию: в национальный съезд Курултай, а затем в Меджлис.

Хотя «суд» и утверждает, что у нас есть все признаки общественной организации, но это абсолютная неправда. Нас не захотели слушать. Они решили все по-своему объяснить. Ни один из наших доводов не сработал.

Например?

Мы попытались довести, что мы международная структура. В российском законодательстве, если в других странах представлено хотя бы одно отделение организации, то она считается международной.

Помимо Крыма мы работаем и на материковой Украине, а «суд» говорит: «Вы не доказали этого, не принесли справок из Минюста Украины, что у вас там зарегистрированы меджлисы, не принесли документов, что у вас есть представительства в Германии, Франции, США». Но, извините, в Крыму тоже ничего такого нет.

Если бы нас признали международной структурой, то этот «суд» не имел бы права нас судить. Наше дело рассматривалось бы Верховным судом в Москве. На этом мы не наставили, но претендовали.

С точки зрения «властей», запрет Меджлиса – это «игра в долгую» или просто решение «здесь и сейчас»?

Я бы не обобщал «власти» как таковые. Этим занимаются специальные люди, которые нигде «не светятся». Думаю, там прорабатываются разные варианты, как это было весной 2014 года. Тогда мы точно знали, что есть такой сценарий, когда должна пролиться кровь.

Уже тогда были намерения объявить крымских татар врагами, создать некий славянско-крымскотатарский конфликт, чтобы оправдать свои дальнейшие действия.

Я не исключаю, что эти специальные люди следят за ситуацией и прорабатывают несколько вариантов ее развития. С другой стороны, аналитикам не нужно ничего заумного придумывать – спецслужбы действуют намного топорней и проще, чем нам кажется.

«С июня 2014 года Меджлис не провел ни одного массового мероприятия»

И все-таки, «власти» предполагают, что запрет Меджлиса может привести к социальному взрыву в крымскотатарской среде? Или они только на это и рассчитывают?

Я не верю, в какие-то сверхъестественные планы, все намного банальнее. Я уже убедился, что эти конторы, о которых принято слагать легенды, действуют более приземлено, чем нам кажется. Они идут по болоту и пытаются нащупать твердую почву в расшатанной ситуации внутри России. Дело Меджлиса это показало.

Это своего рода выполнение плана?

Да, для некоторых людей это выполнение плана. В материалах дела было письмо в прокуратуру от ФСБ. Читаешь и поражаешься фантазии. В феврале 2015 года я и несколько моих коллег хотели организовать мероприятие в память о Номане Дебелиджихане. Мы договорились, что нас будет немного в Ханском дворце Бахчисарая. Сказали им: «Там все за забором, поставите охрану, всех нас обложите. Мы даже согласны, чтобы пришли представители власти». В итоге нам все равно отказали. Но самое интересное: в докладных записках ФСБ пишут, что злоумышленники из Меджлиса хотят организовать какую-то провокационную акцию.

С 26 июня 2014 года Меджлису не удалось провести ни одного публичного массового мероприятия. На местах временами что-то удается, где-то чиновники более-менее адекватные. А иногда бывает как в Красноперекопске в прошлом году: за митинг, который разрешили, потом дали штраф троим участникам.

В том же решении суда по Меджлису неоднократно упоминается проведение несанкционированных массовых мероприятий. Вы можете попытаться найти с марта 2014 года по сегодняшний день хотя бы один административный иск в отношении Меджлиса по несанкционированным мероприятиям. Если у суда нет таких решений, как наши акции могут называть несанкционированными? Тут еще нужно понимать, что и в прошлом, и в позапрошлом году мы не подавали заявку на проведение мероприятия от имени Меджлиса, только как частные лица.

Но как я уже неоднократно говорил, нам нет дела до этих запретов. Работа Меджлиса – это активная политическая деятельность, влияние на кадровую политику, проведение массовых акций.

Нашей стратегией было вхождение во власть, мы с ней активно работали, и в этом плане теперь все переместилось в Украину. Здесь мы занимаемся просветительством: нам очень важен вопрос языка и образования, культурной работой и самое главное – информационная правозащитная деятельность. У нас формируется некий пул юристов, которых мы просим работать с проблемными делами.

В Украине и в среде крымских татар, и среди политиков, общественных деятелей есть опасения, что в Крыму представители Меджлиса рано или поздно будут вынуждены идти на компромисс с Кремлем для решения хоть каких-то вопросов. Сложно держать баланс между Киевом и Москвой?

Очень сложно, но мы считаем это возможным, сложности возникают по большей степени из-за внутренних дискуссий. Эти дискуссии имеют четкий географический раздел. Ситуация по-разному воспринимается теми, кто переехал на материковую Украину, и теми, кто остался здесь. Уехавшим сложнее понять все процессы, нам проще, поскольку мы находимся внутри ситуации. И мы четко понимаем: от повседневных проблем никуда не деться. Мы пытались наладить диалог с действующей властью, но ничего не вышло.

Вступило в силу решение суда. Всех волнует главный вопрос: что дальше?

Меджлис в любом случае будет продолжать свою работу в Крыму. Другое дело, сможем ли мы, как члены Меджлиса, здесь продолжать свою работу. Лично я считаю, что каждый член Меджлиса сам определится, как ему себя в дальнейшем позиционировать.

Вот, к примеру, наш коллега Ильми Умеров сразу после решения суда выстрелил очень резким заявлением в Facebook, сказав, что он, член Меджлиса, не признает эту власть, не признает Крым в составе России, требует вывода войск и возвращения Крыма в состав Украины.

Есть люди более умеренные, которые пытаются собрать всех воедино. Опять-таки, тут возникает банальный вопрос: или мы делаем громкие заявления, или мы делаем свою работу. Повторюсь: я думаю, каждый сам определится.

Меджлис и система национального самоуправления были стержнем национального движения. Последнее намного шире, потому что помимо Меджлиса и Курултая были активные люди, которые действовали или рядом, или вне рамок. Сегодня это как никогда актуально. Национальное движение продолжает существовать и получает новый толчок. Я воспринимаю это очень позитивно, как возможность переосмыслить то, что собой представляет Меджлис, насколько он правильно определял приоритеты в последнее время. Сегодня вокруг нас собираются люди, которых вчера с полной уверенностью мы могли назвать оппонентами. Сегодня в Крыму формируется новая активная среда.

Некоторые считают, что нужно более резко проявить свою позицию. Но все мы изучали физику: если по тебе бьют кувалдой, лучше быть не кристаллом, а превратиться в резину. Мы сейчас полностью реализуем эту стратегию. В нынешних условиях никого неволить нельзя. Каждый, кто считает нужным, сам возьмет на себя социально-политическую ответственность что-то делать.