Еміль Курбедінов: в справі Хізб ут-Тахрір помітна мертва хватка ФСБ

Эмиль Курбединов – крымский адвокат, занимающийся делами по нарушению прав человека в Крыму. В его ведении – защита подозреваемых по «делу Хизб ут-Тахрир», похищения крымских активистов, обвинения в экстремизме журналиста Николая Семены и зампредседателя Меджлиса Ильми Умерова. В интервью QirimInfo Курбединов рассказал о подробностях громких дел, о методе тайного свидетеля, который может привести к фарсу, и о том, как на Крым пытаются примерить рубашку Дагестана и Чечни.

В чем специфика «дела Хизб ут-Тахрир»? Ведь задержанных обвиняют не просто в экстремизме, там есть радикализм, обвинение в терроризме.

Хочу заметить, что их обвиняют в участии деятельности этой организации, а в 2003 году Россия признала эту организацию террористической. И уже вопрос на суде не ставится, являются они террористами или нет, этот вопрос решен. Речь идет об участии в организации, а участие они доказывают очень легко – показаниями свидетелей и экспертизы, которые очень сомнительны.

В целом мы часто сталкиваемся даже в среде правозащитников с определённым барьером по отношению к этой категории дел. Как только речь идет о Хизб ут-Тахрир или исламском факторе, некоторые правозащитники чураются, этот ярлык к сожалению срабатывает. И мы начинаем все чаще об этом говорить, потому этот барьер надо убирать. И я считаю, что так же, как работали по Надежде Савченко и по всем остальным, должны работать и по исламскому фактору – и правозащитники, и государство. Потому мы никуда не уйдем от самого предмета, самой деятельности партии Хизб ут-Тахрир.

Все 14 обвиняемых – они все вину не признают. Даже если предположить, что среди них есть члены партии, это никому не дает права называть их террористами. Ни в материалах дела, ни за два года изучения проблемы я не нашел ни одного подтверждения того, что Хизб ут-Тахрир когда-либо где-либо совершил теракт. Я вижу, что официальные источники партии призывают к борьбе мирными способами. Мы с коллегами делаем вывод, что это идеологическая борьба, идеологический конкурент России, либо что это работа ФСБ. То есть ФСБ увидело идеологическую опасность в этой организации, и преподносит ее как террористов. Всё, ни одного доказательства нет. И об этом стоит говорить.

Нельзя подходить однобоко. Если мы заявляем о том, что мы их защищаем, потому что они не члены партии Хизб ут-Тахрир, то так мы можем сами себя загнать в капкан. Надо говорить объективно. О том, что нет доказательств террористической деятельности организации, и нет доказательств террористической деятельности самих крымских татар, крымских мусульман. Вот это будет правильно. И вот это ядро, постановление 2003 года Верховного суда РФ, по нему нужно бить.

Требовать отмены постановления?

Скорее пересмотра. В постановлении, например, есть Аль-Каида. Я понимаю, когда происходит взрыв, выходит сам Усама и говорит: «Это сделали мы». Или другие организации, которые брали на себя теракты. Что касается Хизб ут-Тахрир, то их просто засунули в список наряду с чеченскими организациями… И правозащитники видя, что тут есть ислам, начинают отдаляться. Это есть, и это очень большая проблема.

Как происходит взаимодействие, сотрудничество между крымскими и российскими адвокатами?

Начну с того, что по делу Хизб ут-Тахрир подключились трое коллег из Севастополя. С материковой части РФ по этому делу только Александр Попков. Обмен опытом у нас очень плотный со многими коллегами из России. С теми, кто всегда жил и работал в России, мы ведем очень плодотворную работу. У нас есть своя площадка, мы встречаемся, обсуждаем наболевшие вопросы.

Метод тайного свидетеля

В чем специфика процесса обмена заключенных между двумя странами? Чем эта категория политзаключенных отличается от других?

Мы обмен рассматриваем как перспективный вариант развития этого дела. Различий особых я не вижу, потому что юридического понятия «обмен» не существует. Что происходит юридически? Президент России помиловал одного, Порошенко помиловал другого и они просто возвращаются домой. Но по факту да, это действительно обмен по договоренности. В этом вопросе не отличаются Савченко и крымские татары. Это все политические дела, преследование за инакомыслие, политическую позицию. Это политзаключенные, которые стали таковыми с момента российско-украинского конфликта.

Одинакова ли поддержка со стороны украинского МИДа по отношению к вашим и другим делам?

Постепенно отношение выравнивается, особенно там, где есть исламский фактор. Мы приехали, встретились с МИДом. Дело вытаскивают на один уровень с делом Савченко и другими. Большую роль играют журналисты, которые могут помочь убрать барьер в делах, касающихся мусульман. Поначалу у меня даже комплекс неполноценности развивался – я не ожидал, что по мои делам крымских татар и мусульман будет такой резонанс.

Работа по переговорному процессу ведется?

Да, процесс идет. МИД подключен, и я думаю, что по своей линии они работают. Вчера генконсул Украины в Ростове-на-Дону официально просил российские власти пустить его к крымским татарам в изолятор. Ему не отказали, но сказали «Вы можете зайти после того, как вынесут приговор».

Приговор как надежа на освобождение? Без приговора обмен невозможен?

Приговор – помилование – отъезд в Украину. Таков один из вариантов.

Я не верю в оправдательный приговор в России. Может быть переквалификация на экстремизм, а там до 5 лет и возможны условные сроки, но это тоже из разряда фантастики. Всё идет к обвинительному приговору. Но я скажу вам, что касается обвинения в деле Хизб ут-Тахрир – это мертвая хватка ФСБ. Здесь чисто ФСБ, от низшего опера и выше – расследование ведут они, оперативную работу ведут они, процесс они передают в военный суд.

В этом деле используются тайные свидетели? Что это такое?

 В УПК внесли поправки, по которым разрешают легендировать свидетелей. В нормальном государстве легендируют нормально. Здесь же и голос изменили, и говорит он по нажатию кнопки – нажал и говорит, как по рации. Где находится свидетель и кто рядом с ним — непонятно. Вообще непонятно, существующий ли это человек.

Сколько журналистов обычно присутствует на процессах?

В первый день приехало очень много российских СМИ – Россия, НТВ, Звезда. Потом сокамерники Руслану (одному из обвиняемых) сказали – это нормально, в российские суды приезжают на первое и последнее заседание. Освещают информационно – мол, пойманы очередные террористы, потом – осуждены к стольки-то годам. Но в последнюю неделю были и украинские СМИ. Прокурор злился, был скандал.

 Рубашка Дагестана и Чечни

Кроме дел, связанных с Хизб ут-Тахрир, вы сейчас ведете и другие, связанные с нарушениями прав человека…

Да. Когда забирают людей на рынке, всех нерусских отвозят в центр противодействия экстремизму, берут образцы ДНК, отпечатки пальцев.

Они руководствуются принципом задерживать только представителей неславянской внешности? Если крымский татарин выглядит как славянин, его не тронут?

Да, он не попадет. Но они делают хитро — они могут двух алкоголиков взять, или ещё кого-то, чтобы не говорили, что здесь замешан национальный или этнический фактор. Иногда разбавляют, но зачастую их интересуют мусульмане. Исламский фактор очень обострен на территории Крыма, идет жесткая зачистка по этому поводу. Они подгоняют под российские стандарты тот ислам, который был у мусульман, 20 лет свободно живших в Крыму, говоривших то, что им хочется, и не боявшихся за свою жизнь. Теперь соблюдающие мусульмане исчезают, их похищают, их сажают, когда они выходят из мечети, их забирают и отвозят в какие-то подвалы, берут отпечатки и так далее…

Можно ли провести параллель между Чечней, Дагестаном?

Конечно. Более того, начальник ФСБ Крыма Палагин прислан из Башкортостана… Он был именно специалистом по борьбе с исламским фактором. В том числе и с Хизб ут-Тахрир. Его неслучайно сюда прислали, спецслужбы в этом видят приоритет. Крымские татары и ислам – это то, что нужно загнать в рамки, почистить, как им кажется. И над этим они плотно работают. Конечно, они пытаются примерить рубашку Дагестана и Чечни. Пока мы зафиксировали 1-2 факта пыток, похищений уже больше десятка…

Все 18 политзаключенных четко стоят на своем, они не признают свою вину. Это показатель народа в целом, ислама в целом. И я считаю, что они (силовики, — ред.) сделают выводы. Ведь из 14 человек никто не пошел на сделку, никто не признал вину, они заняли жесткую позицию вообще не разговаривать со следствием. Они говорят: считаете нас виновными? Доказывайте сами, мы ни одного показания не дадим. Это и протест, и рекомендация адвокатов – часто даже самые безобидные показания можно облечь в ту или иную форму и впихнуть в обвинительное заключение.

Они позиционируют себя как граждане Украины?

Да, конечно. Мы об этом начали заявлять, и в этом тоже есть проблема. Судьи, следователи ФСБ просто не хотят в графу гражданство вносить то, что они являются гражданами Украины. Один следователь ФСБ даже в шоке был: «Как? У вас же российский паспорт. А как, у вас украинский не забрали? – Нет, не забрали. Есть и украинский, и российский паспорт. Я гражданин Украины, меня никто не лишал гражданства». С Ильми Умеровым так было. Но всё равно следователь не внес в графу украинское гражданство… Гражданин России, и всё тут.

Колоссальная работа с нулевыми итогами

А что с расследованием похищений? Есть прогресс в деле по похищению Эрвина Ибрагимова?

Нет движений. Я видел тома по Шаймарданову (пропал в Крыму 26 мая 2014 года, — ред.), ещё по ряду пропавших. Это на 15-20 томов дела. Все запросы отправлены, куда только можно. Работа проделана колоссальная, только вот результата никакого, даже не выявлены подозреваемые. Нам говорили некоторые силовики, что для них это дело чести, но мы не видим никаких результатов. Куча работы – по итогу ничего.

Вы же слышали про убийство крымской татарки (речь идет об изнасиловании и убийстве крымчанки Мумине Алиевой в мае 2016 года, — ред.)? Я, может, скажу жесткие вещи, но мне кажется, что доля вины лежит на тех, кто не раскрывает преступления в отношении крымских татар. Больные люди, способные насиловать и убивать, тоже следят за ситуацией с крымскими татарами, которых похищают и не находят похитителей, и думают, что всё пройдет безнаказанно.

Что можете порекомендовать как адвокат: что делать, если к вам пришли силовики?

Есть золотые правила: если с тобой нет адвоката, ничего не говори и не подписывай. Если ты остался один на один, то даже о погоде с ними не говори. Это правило спасает во многих ситуациях, и закон это позволяет. А можно наговорить и наподписывать такого, что потом адвокату уже будет делать нечего.

Пришли с обыском – оповещай всех, чтобы хотя бы один-два человека были в курсе, чтобы сообщить дальше. Если обыск дома – брать ручку, бумагу, записывать, сколько человек, разделялись, не разделялись. Если дают постановление – нужно громко и вслух зачитывать, чтобы если не ты запомнил, может кто-то стоял рядом и услышал.

Вы также занимаетесь делом журналиста Николая Семены. Он находится под подпиской о невыезде. Можно ли его считать политзаключенным?

Конечно. По моему глубокому убеждению, политзаключенный – это не обязательно заключенный в тюрьму. Это может быть человек, которого преследуют, против которого возбуждено уголовное дело. Он в ограниченном состоянии, во-первых, он не может свободно передвигаться, во-вторых, его в любое время могу вызывать, в третьих,  есть сам факт уголовного дела. Преследуют за взгляды, за мысли, позицию – всё, это политзаключенный. И необязательно при этом ему сидеть в тюрьме.

По вашим оценкам, насколько серьезно настроены в отношении Семены?

Исходя из моей практики, они идут к условному приговору. Они хотят его подвесить — у человека будет условный срок за спиной, и любое не то слово – и он идет по реальному сроку. Это сильно действует на человека, он знает, что ходит под условным. Он постоянно отмечается, к нему в любой день могут прийти и спросить «Вы себя нормально ведете?» Он постоянно находится под надзором.

У меня были клиенты, которые говорили: «Слушай, пусть лучше меня реально посадят. Не надо мне условного срока. Я лучше отсижу и буду знать, что ничего им не должен». Условный – это тоже непростая штука.

Ещё есть штрафы серьезные. Полмиллиона, миллион. Об оправдательном приговоре речи не идет. Разве система может пойти против себя?